О нас пишут

 
 





 

Андрей Пермяков

О новой книге Светы Литвак


Многообразная литературно-организаторская активность Евгения Степанова вызывает, разумеется, обсуждения и дискуссии. Тон этих дискуссий разнообразен. Добрых оценок больше, однако бывает всякое. Откровенную малоаргументированную неприязнь можно и нужно игнорировать. Концептуальные возражения требуют либо долгого и серьезного ответа, либо тоже проносятся мимо. Но есть вопросы интересного рода — вроде бы частные, а при этом важные.

Помимо издательской и творческой ипостасей, Е. В. Степанов известен как литературовед. Важность этого стала особенно очевидной недавно — при получении Нобелевки-2020 Луизой Глюк. Выяснилось, что переводы последних лауреатов этой премии, начиная примерно с Транстремера, чаще всего публиковали издания, выпускаемые и/или редактируемые Степановым. Причем публиковали до того, как поэты обрели мировую известность. То есть изучение тенденций, в том числе мировых, Евгений Викторович проводит давно и основательно.

Тут возникает некий зазор: глядя на представляемые в «Футурум АРТе» и других журналах образцы комбинаторной, визуальной, палиндромической и другой экспериментальной поэзии, иногда ловишь себя на мысли, что перед нами — авангард по таким-то и таким-то признакам, наследующий таким-то и таким предшественникам. Ничего плохого здесь нет, но разве термин «новаторство» сам по себе не подразумевает появления сверхнового? Не ожидаемого никем и происходящего из ниоткуда?

Словно в унисон подобным размышлениям вышла книга Светы Литвак «Агынстр». Сергей Бирюков пишет в предисловии: «…когда читаешь и рассматриваешь книгу Светы Литвак подряд, то невольно оторопь берет. Потому что тут десятки разных стилей, как будто Света — это такое большое зеркало, и вокруг еще множество зеркал, и каждое проецирует свое стихостроение». Предисловие озаглавлено соответственно: «Личная антология Светы Литвак».

Был соблазн на этом рецензию и завершить. Тем более значительную часть текстов процитировать не получится — как в старом анекдоте: «тут показывать надо». В книге много визуальной поэзии, заставляющий вспомнить палиндромические автолитографии Роберта Раушенберга и Андрея Вознесенского. Кстати, с палиндромами Литвак чаще ведет игру, нежели пишет именно перевертыши:

* * *

накат станка закат стакана
канат казаха танк Хасана —

глаз ищет долженствующую тут быть зеркальную анаграмму, а ее нет. Вот геометрические стихи в книге действительно геометричны. Но их тоже не процитируешь.

Такой многожанровый сборник легче всего метафорически определить как «очередной гвоздь в гробик постмодерна» или найти иную немудрящую красивость. В книге есть прямое и явное завершение концептуальной линии, предусматривающее выход в постгуманизм:

* * *

убаюкай меня, компьютер
спой мне песенку, добрый принтер
пожелай мне удачи, сканер
поцелуй меня на ночь, ксерокс

Есть стихи, отнимающие хлеб у нейросети. Причем у ностальгической нейросети, еще понятной человеку:

Жила была коза. У нее было семеро козлят.
Первый — ушастый, второй — философ,
третий — хороший, четвертый — четвертый,
пятый — шелудивый, шестой — щербатый,
седьмой — ъ.

Тут канувший постмодерн делается жалко. Много столетий назад умер рыцарский роман. Зачем было глумливо добивать его «Дон-Кихотом»? Много десятилетий назад скончалась эпоха романтизма. Для чего Лотреамон спел ей издевательскую эпитафию «Песен Мальдорора»? А вот поди ж — по этим надгробным речам периоды и запомнили.

Постмодерн хитрее, слизистые его сердечки многокамерны и многочисленны. Лопаться они будут долго. Так это даже интересней. Впрочем, дело не в минувшей парадигме. Есть в «Агынстре» такой прозрачный текст:

ФИНАЛ ХОЛОДОВ

траурный ужин — финал холодов
цапнет чудовище шустрых щеглов
это — Юпитер, я — астронавт
будет в галактике дезодорант
ежели ежика жабой зовут
их километры ленивей минут
неопалимое огнеупорно
парус рисуется спорта

Правда ж все очевидно? Автор сидит, смотрит в окошко, откуда в ответ ему глядит яркий по осени Юпитер. Поэт грустит о завершающихся осенних холодах, которые мы только и считаем холодами, ибо затем начнется зима, когда морозно уже всерьез. Оттого ежика с жабою жалко, но, вопреки ледяным закатам, над миром через полгода поднимутся облачные паруса лодочек. Это, конечно, лишь одна из явных интерпретаций.

Так — в мерцающих декорациях погоды и природно-настроенческих ассоциациях, с неочевидными аллитерациями, с коммуникацией на сверхвербальном уровне — пишет Наташа Малыш, автор пока нечасто публикуемый и, кстати, тоже интересно работающий с визуальной поэзией. Но это небольшое и частное пересечение поэтических речей: подобным образом располагаются Олимпийские кольца в многомерном пространстве. Если без метафор — с наследием (и последствиями) постмодернизма работают многие.

Только получается очень не у всех. Ибо «талант — единственная новость». Сказано давно, но ведь правда. А область приложения дара — дело третье. Кстати, деятельность Светы Литвак в поэтиках, странно именуемых «конвенциальными», не менее разнообразна. Но об этом не сейчас.

Вернемся к деятельности Евгения Степанова. Рецензируемая книга — его безусловная удача тоже. А вот дальше, по выходе экспериментальной антологии, пусть и представленной текстами одного автора, могут возникнуть разные варианты. Есть ведь другая ходячая фраза, чаще всего приписываемая Гору Видалу: «В мире меняется все, кроме авангарда». Может быть. Но мир авангарда — это как одна из многих вселенных: снаружи неподвижная и целостная, при взгляде изнутри — дивная. Достойная отражения и представления.

А книгу, как вы поняли, очень рекомендую. Ее можно долго читать и разглядывать, как иллюстрированную «Энциклопедию Вселенной» в детстве.

22.01.2021

 



главная:: о компании:: услуги:: веб-дизайн:: издательство:: PR:: портфолио:: контакты:: магазин:: о нас пишут:: подписка и распространение:: форум