Речь
Достоевского, посвященная
Пушкину, успехом своим во многом обязана самому образу Достоевского, блестящего мастера исполнения своих произведений, а также – своеобразной ситуации, складывающейся в недрах золотого века русской литературы.
Через год Достоевского не станет…
Александр Казинцев, выступая как критик, тонко анализирует обстановку, в которой произошло то или иное литературное событие, рассматривая сквозь множественные призмы произошедшее.
Казинцев забирает глубоко; анализируя суммы сложных интеллектуальных связей в обществе, весь умственный орнамент, которым жили тогдашние люди – сильно отличные от нас.
Но он – не критик: Казинцев остается поэтом и в своих эссе, имея в виду и органность звука, столь характерную для поэзии, и своеобразную напевность текста. И вектор мысли, остро ведущий поэта, пишущего своеобразные эссе о литературе.
Вот рассматривается
Блок – тысячи раз рассмотренный самыми разными исследователями. И поэтами.
Казинцев стремится к созданию объемного образа классика, начиная с незначительных черт, с цитаты из
А. Белого, вспоминавшего, сколь Блок вызывал нежные чувства у дедушек и бабушек, внявших
Жуковскому и метафизике
Шеллинга.
Но рассматривается и дворянство Блока, его особое отношение к оному, и заветные темы, волновавшие гуманитарных интеллектуалов, и путь жертвы вечерний…
И снова – образный строй эссе, это огонь поэтического ряда: «Блок вчитывался в слова
Клюева, как древние греки внимали дельфийскому оракулу».
Слова поэта о… поэтах.
Судьба – пенная и жесткая –
Катенина; поэзия
Пастернака и
Мандельштама – все, составившее книгу
«Возвращение», выпущенную издательством
Евгения Степанова «Вест-Консалтинг» – увидено сквозь поэтические призмы, поскольку Александр Казинцев был большим поэтом и по-другому (скучно-однообразно) живую плазму литературы видеть не мог.